— Человек целеустремленный найдет все сам и добьется всего, чего он хочет, если будет убедителен в своих аргументах, — сказала цыганка, разглядывая мою ладонь.
— И цыганка поможет мне, чтобы предсказания сбылись? — спросил я, обняв ее покрепче за талию и сожалея о том, что нравы того времени не предусматривали танцы, прижавшись телом к телу, как сейчас у нас на Земле.
Тот вечер был как бокал шампанского — шипящий пузырьками газа, искристый как фейерверк, вкусный и пьянящий.
Моя цыганка действительно чем-то была похожа на цыганку с черными кроткими и густыми, как шапочка волосами и черными глазами. Страстная, живая, обидчивая до невозможности, но быстро отходчивая. Из богатой семьи, но большая рукодельница и дизайнер. Человек, созданный для семьи, но рвущийся то летать на самолете, то водить автомобиль, то скакать верхом. Нужна мягкая и жесткая рука, чтобы сдерживать ее стремления заниматься всем и направить всю энергию в русло создания собственного гнезда. Ее прадед, ветеран и генерал аполеоновских войн мечтал о том, что его дочь будет иметь усское имя Татьяна, но у него родились сыновья, которые родили ему внуков и лишь у одного внука, наконец-то, родилась дочь, которую и назвали Татьяна.
Когда я узнал имя мой цыганки, то я не удержался от экспромта, который ей очень понравился:
В любом романе есть Татьяна
И для нее есть добрый гений
Печальный демон без изъяна
С известным именем Евгений.
— Неужели нельзя было вместо Евгения поставить имя Олег, — спросила Татьяна.
— Можно, — сказал я и переделал экспромт:
В любом романе есть Татьяна
И к ней пришел наш человек
Печальный демон без изъяна
С красивым именем Олег.
— Только ты должна знать, что я не пришел навек, а скоро улечу на свою Землю и мы с тобой больше никогда не увидимся. Может, нам не стоит прыгать в пропасть, взявшись за руки, а обменяться жаркими взглядами и разойтись в разные стороны? — предложил я.
— Я все это знаю, — шептала мне Татьяна, — мне будет больно отпускать тебя, но я сделаю все, чтобы ты от меня никуда не делся. А тебя на Земле тоже ждет Татьяна? — подозрительным тоном спросила она меня.
— Через полвека меня на Земле никто не ждет, — сказал я. — Я совершенно не представляю того, что сейчас делается там, кто остался жив, а кого уже нет, и я прилечу туда очень старым человеком с седой шевелюрой и с седой головой. Все будут удивляться тому, что я прилетел и спрашивать, кто я и кто меня посылал в космос.
Я говорил это и мысленно сравнивал эту Татьяну с той, которая провожала меня на Земле. Какие же они похожие эти прекрасные женщины, провожающие своих мужчин в бой, уходящих от них навек, и мало надежды, что они вернутся назад. Но разве она скажет об этом, хотя сердце знает все.
— Что же ты говоришь такие грустные вещи, держа в объятиях такую красивую женщину как я, — говорила Татьяна, и мы бросались в набегающую волну из моря любви, пусть хоть день, но наш.
Я не брал Татьяну в деловые поездки. Ни к чему. Личные отношения не должны перемешиваться с деловыми, иначе и наша близость будет одним из элементов дела или, как говорят американцы, бизнеса.
На исходе был четвертый год моего нахождения на Емле. Мой "буран" был четыре года недвижим. Нужно заниматься его подготовкой к полету. Практически мы переехали на жительство в Ле Урже.
Мои рабочие дни напоминали учебные занятия. Маститые инженеры записывали, что я делаю, делали зарисовки, фотографировали узлы, которые нельзя разбирать, потому что при неквалифицированной разборке и сборке они просто не будут работать.
Фотографировал и я своей зеркалкой. Мой "Зенит-ЕМ" вызывал восхищение своим видом и функциями, а фотопленки были пределом мечтаний фотографов, которые работали с фотопластинками.
В минуты свободного времени я занимался подсчетами количества урана, которое нужно оставить в контейнере, чтобы обезопасить себя и повысить коэффициент полезного действия фотонного движителя.
Всего в контейнере загружено пятьдесят килограммов U. Критическая масса сорок пять килограммов. Тяга фотонного движителя тем больше, чем ближе топливо к критической массе. Следовательно, если в контейнере останется сорок четыре килограмма девятьсот грамм урана, то критическая масса не создастся ни при каких условиях, но она будет близка к критической, вызывая усиленную работу фотонного движителя. То есть, я могу довести КПД до 1.98 света. А если бы у меня было пять фотонных движителей?
Теоретически, скорость могла бы равняться почти десяти единицам. Век живи, век учись. Нужно отделить одиннадцать стограммовых брикетов урана и разместить их в хранилище радиоактивных веществ. А хранилищ радиоактивных веществ нет. Люди еще с трудом представляют, что это такое. Оставить где-то их — значит угробить сотни людей невидимой смертью.
Недавно приходили физики, супруги Юри. Говорили о радиоактивности. Даже я со своими скромными познаниями в ядерной физике выглядел корифеем этой науки. Их коллега Езерфорд прислал им прибор, который должен фиксировать пролет ядерных частиц. При приближении к кораблю прибор начинал работать очень активно. Я показал им свой прибор для измерения уровня радиации, показал скафандр, в котором я буду работать по извлечению брикетов урана. Возможно, что когда мы встретимся в следующий раз, у них будут более значительные успехи в расщеплении вещества.
Разработчики фотонного движителя, вероятно, мыслили теми же категориями, что и я и сделали свободным один сегмент, который находился в стороне от основной массы радиоактивного вещества. Туда можно было поместить ненужный уран или добавить оттуда нужное количество вещества. Во всяком случае, мне не пришлось даже в скафандре работать под прямым жестким излучением. Спасибо вам, мужики!